Глупо. И зачем было хранить верность такому ублюдку? А ведь я была отнюдь не дурна собой. И женщина во мне иногда просыпалась, но засыпала по моей команде. Я была сейчас в такой форме, что могла бы менять мужчин, как перчатки. Я сильно похудела после родов, однако, грудь осталась такой же пышной и упругой.
Постоянное напряжение и усталость наложили свой отпечаток в виде теней под глазами, отчего глаза стали казаться еще больше и выразительней. Густые, пышные темно-русые волосы отросли почти до пояса. Недавно, получив фотографию на пропуск в НИИ, где мы иногда должны были появляться, я с удивлением рассматривала эту незнакомку. Неужели это я? Последнее время, гуляя с коляской, я ловила на себе восхищенные взгляды мужчин, а если я была с Семеном, то он перехватывал их и зло смотрел вслед нахалу. Нередко он спрашивал меня, не оскорбляют ли меня эти взгляды, и бесился, когда я отвечала:– Ничуть. Они помогают мне узнать свою цену. Женщина, знающая себе цену, продается реже.
– Или дороже.
– Ты что же, Шекспира начитался: «Красота – плохой спутник добродетели!»?
– Ты ведешь себя вызывающе, раз мужики пялятся на тебя!
– А ты хочешь, чтобы я себя стыдилась, размазываясь по стенке, тихо превращаясь в клушу, которая потом всю жизнь дрожит, что муж ее бросит? И ведь бросит, женщина, не нужная никому, не нужна и мужу.
Я слышала, как Семен поносит меня, мне было это неприятно, но еще неприятнее было то, что Валик его больше не перебивал. Я уже засыпала, когда пришли Валик и Семен. Они притащили с балкона матрац, долго стелились, после чего Семен, как ни в чем не бывало, полез ко мне на кровать.
– Ложись на пол, а то я уйду.
Он не послушался, я села на кровати, дотянулась до халата. Семен схватил меня за руку.
– Не смей меня трогать, отпусти! – шипела я, пытаясь вырваться.
– Ложись, я сказал!
Я дернулась, он не отпустил мою руку, я встала и попыталась идти, волоча его за собой. Дотащив его до двери в коридор, я резко закрыла ее за собой, придавив ему руку. Он грязно выругался, но я уже бежала в ванную, натягивая на ходу халат, который так и оставался в свободной от Семена руке. Семен догнал меня и заорал, срывая халат:
– Как тебе не стыдно, меня при друзьях позорить!
Я не выдержала и ответила нарочито громко:
– Твой друг – такое же дерьмо, как и ты!
Этими словами я давала Валентину последний шанс вмешаться, так выглядел мой крик: «Помогите!». Никто не вмешался. Предатель. Все, надеяться не на кого. Семен стиснул мне плечи и пытался затащить в ванную, но справиться не мог. Я пинала его, бодалась, он сжимал мои плечи все сильнее. Казалось, его пальцы продавили мое тело до костей, терпеть больше не было сил, и я укусила его за руку. Он вскрикнул и замахнулся, сжав кулак. Я проследила траекторию его кулака, поняла, что увернуться уже не удастся, и закрыла глаза. Удара все не было. Открыв глаза, я увидела, что Валик обхватил его сзади поперек туловища и держит над полом, раздумывая, бросить или нет. Я застегивала халат, а он все еще держал его, брыкающегося.
– Что мне с ним делать?
– Уложи его спать. Песенку спой.
Я повернулась, чтобы пойти на кухню, но поняла, что так нельзя:
– Спасибо, ты пришел вовремя.
Уже в дверях кухни я услышала, как Валик плюхнул его на пол, приговаривая:
– Что ж ты, сукин сын, делаешь?
Я облегченно вздохнула и замертво упала на кровать. Вопреки всему я уснула быстро и крепко. Утром проснулась рано, разом с Малышом, покормила ее и повела гулять. Пришли мы поздно. Семен еще спал, Валик курил на кухне. Я уложила Малыша и начала готовить обед. Валик спросил нехотя:
– Мне уехать сегодня?
– Как хочешь.
– А ты как?
– Как-нибудь.
– Но ведь с ним нельзя жить, нельзя оставаться вместе!
– А я и не собираюсь. В понедельник пойду подам на развод.
– А сегодня как? Да и в понедельник он может не уехать, он так ничего и не дописал.
– Скорее всего.
– Что же ты тогда будешь делать?
– Позову Игоря. Он давно предлагает мне свою помощь. Конечно, если ты его с собой заберешь, мне будет легче.
– Так он же нетранспортабелен!
– Если тебе все это еще не слишком надоело, подожди еще денек. Обычно после такой вспышки он успокаивается и заканчивает пить, так что вы завтра, скорее всего, сможете уехать. Кстати, сегодня получу стипендию, дам на дорогу.
– Только при условии, что я тебе сразу из деревни вышлю те деньги, что он занял. У меня там есть.
– При чем здесь ты? Он бы их и без тебя пропил!
– Но пропил-то со мной. Все равно я ему должен буду платить, считай, что аванс его тебе вышлю. Идет?
– Идет. Давай, поедим.
– С удовольствием. Слушай, а за что ты меня вчера дерьмом обозвала?
Я поперхнулась. Слышал. Может, потому и вмешался. Понял, что я так зову на помощь. Я попыталась отшутиться:
– За все хорошее. Вырастешь – объясню.
– Ну, а если точнее?
– Мне показалось, что ты вел себя не лучшим образом. Семен поносил меня, как последнюю шлюху, причем имел в виду тебя в качестве предмета моего адюльтера. По крайней мере, в отношении себя ты мог быть уверен, что у нас ничего не было. А ты уши развесил…
– Да бесполезно было спорить, а до чего это может дойти, я и представить не мог!
– Не оправдывайся, это не имеет смысла. Было то, что было. Знаешь, я привыкла к другому отношению мужчины к женщине. Мои друзья никогда не позволяли оскорблять при них знакомых женщин. Знаешь, у меня случай был. Сижу на скамейке в аллейке перед факультетом, готовлюсь к зачету. На соседней скамейке сынок нашего профессора сидит, такой интеллигентик в очках. Мы знакомы, в компаниях встречались, но особой дружбы между нами не было, просто знакомый. Парни какие-то мимо шли, стали на меня пялиться, один другому говорит: «Ты посмотри, какая чувиха клевая сидит!» Так этот мой знакомый, дитя по сравнению с парнями, встал и заставил их извиниться за чувиху. И извинились. Я этого пацана и сейчас не очень люблю, но как мужика уважаю. Тебе сколько лет?
– Тридцать два.
– Такой старый, а простых вещей не понимаешь!
– Ладно, не сердись. Прости меня, подлеца. Не спорил, не хотел ссориться, с пьяным отношения выяснять бесполезно.
– Да, Бог с тобой. Ешь.
– Слушай, а чего он вчера с тобой в ванной запирался? Если не секрет…
– Да уж, какой секрет! Дал мне пару раз по морде, чтобы я ему не изменяла с кем попало.
– А ты что, изменяла ему?
– Ага.
– Серьезно?
– Вполне.
– Когда? И почему он решил разобраться с тобой именно вчера?
– Раньше не за что было.
– Ничего не понимаю. – Он начал рассуждать медленно, с остановками. – Раньше не за что, а вчера уже было за что… Значит, ты вчера… Интересно… С кем же?
– Не пойму, ты в самом деле дурак, или прикидываешься? Он же решил, что пока он на балконе спал, мы тут с тобой любовью занимались.
– Серьезно?
– Еще как. До сих пор щеки горят!
– Ну, и дурак! Это надо же! Он под окном спит, а мы тут на кухне… – Он обвел глазами крошечную кухню, заставленную бутылками, и заржал. Потом резко оборвал смех:
– Теперь я понимаю, зачем он мне все это говорил.
– Заметь, тебя он и пальцем не тронул. Странная логика.
– Веселенькая у вас жизнь! А мне Антон вашу семью все время в пример ставит. Дескать, любовь у них.
– Ага. Такая любовь, что искры из глаз! Антон-то с нами не жил, а со стороны все в ажуре.
– А знаешь, он вчера, когда ты спать ушла, так расстроился. Сам, говорит, не знаю, что на меня нашло. Это, говорит, конец. Она меня не простит.
– Смотри-ка, что-то еще, выходит, соображал. Я уж думала, совсем рехнулся. Только этот проблеск сознания ненадолго, он утром все равно не вспомнит, что было вечером. Вот увидишь, встанет сегодня, как ни в чем не бывало!