Я потом часто вспоминала то, что сестра рассказывала мне в бреду. Она сама многое забыла, а я помню, настолько это было не похоже на все, одинаковые, как близнецы, рассказы о черной трубе и свете в конце тоннеля.
Все было иначе – долго, страшно и поучительно. Вряд ли я смогу составить внятный рассказ, пытаясь объединить разрозненные отрывки бреда.
В моей интерпретации это выглядит следующим образом.Она видит себя, лежащей на каталке, в огромной пирамиде со срезанной верхушкой. Сквозь отверстие пробивается свет. В это окошко смотрит на нее Архангел Гавриил. (В этом месте я совершенно опешила – сестра в жизни не прочитала ни строчки по вопросам религии, но сейчас легко оперировала именами). Он осуждающе качает головой, открывает ладони, и из них начинает непрестанной струей сыпаться горох. Он больно стучит по всему телу, по лицу, он засыпает ее и она начинает задыхаться, она всем телом тянется к свету, она взывает к Архангелу, и слышит его голос:
– Это грехи твои, и тебе никогда не выбраться из них!
Она кричит и просит о снисхождении:
– Я никогда никому не делала зла умышленно!
Она почти полностью засыпана горохом. Вдруг каталка под ней начинает подниматься вверх, к свету, горох ссыпается, она дышит легко и успокаивается.
Горох начинает сыпать с новой силой:
– Стольких людей ты осудила в душе! - раздается голос.
Она снова задыхается:
– Прости меня, это были пустые слова, я не желала им дурного!
Она снова поднимается выше, надеясь на лучшее, и снова град и голос:
– Стольких людей ты обидела злым словом!
Поток снова засыпает ее с головой, но она не сдается:
– Прости мне мой длинный язык, я их всех люблю, я не буду никого обижать, отпусти меня!
Поток прекращается. Тело становится невесомым и поднимается навстречу Архангелу. Он говорит ей, что отпустит ее, если она поклянется не нести людям зло, и она обещает. Но сначала он должен кое-что показать ей, причинявшей боль. И они парят над землей, и страны и времена мелькают под ними: они присутствуют в Древнем Египте и наблюдают за поркой рабов, за извержением Везувия и смертью тысяч, они видят гибель «Титаника» и «Шатла», и последние минуты моряков с подводной лодки «Курск». Архангел рассказывает ей о причинах бедствий, но это не те физические причины, о которых знаем мы.
Я пытаюсь выспросить о них, но она начинает путаться. Нам не дано извлечь эту информацию. Нет доступа. Потом ее спрашивают, кого бы она хотела увидеть, и она просит о встрече с отцом. Отец долго разговаривает с ней, у него все хорошо. Почему-то он говорит ей, что она зря продала чужую квартиру. В этом месте я пугаюсь, я не хочу поднимать этот вопрос, успокаиваю ее, прошу не обращать внимания. Но эта деталь делает достоверным весь рассказ: только мы с отцом знали о квартире, но я никому не говорила об этом. Я тороплю с вопросами об отце. Что дальше? А дальше он сказал, что любит нас всех, и добавил: «Иди, они ждут тебя!».
И она увидела нас. И впала в забытье. Больше она ничего не помнит. Я не знаю, забыла ли она свои видения, мы никогда больше не говорим об этом. Она стала мягче добрее и меньше осуждает людей, но матерится по-прежнему. И редко унывает.
Наш первый выход на улицу после воскрешения – в книжный магазин. Мы перебираем детективы, они все похожи один на другой, и мы не можем вспомнить, что читали, а что нет. Она спрашивает продавца, а та грубо отвечает:
– Вы что, читать не умеете, вот аннотация!
Я предвижу взрыв и ошибаюсь. Сестра бормочет тихонько, так, чтобы слышала только я:
– Вот ведь. Легкие на одном этаже, почки на другом, зубы вставные, да еще очки забыла.
Мы складываемся пополам от смеха. Жизнь продолжается.
Она уже четыре года борется за нее. И растит дочь. Сейчас она снова в больнице, а я сижу дома в гипсе. Но я почти не сомневаюсь, скоро она откроет дверь своим ключом и спросит: «Ну, что, потеряли тетку?». А пока я молюсь за нее.